Политическая география Южного Кавказа

В прошлом году я внимательно и постоянно следил за развитием внутриполитической ситуации в Армении и в своих публикациях покрыл многие вопросы касательно ситуации с "Бархатной революцией" в Армении. За прошедшее время я написал ряд текстов, посвященных анализу происходившего в политической области, в том числе, рассмотрел в компаративном контексте - приводя примеры Грузии и Украины.

• Решения Сержа Саргсяна: от премьерства до отставки (29 апреля 2018)
• Как три президента Армении адаптировали Конституцию под себя и что из этого вышло (30 апреля 2018)
• Грузинская «революция роз» 2003 года и армянская революция 2018 года: сходства и отличия (10 мая 2018)
• Почему политологи не предсказали революцию? (15 мая 2018)
• Международный академический дискурс о революции в Армении (8 июня 2018)
• Революция, переворот или ускорение эволюции? Как классифицировать смену власти в Армении? (15 июня 2018)
• Чем отличается украинская революция 2014 года от армянской 2018 года? (16 марта 2019)

Сегодня, когда прошел примерно год с отставки Сержа Саргсяна, все еще нет достаточно интересных новых фактов, которые пролили бы свет на произошедшее в прошлом году, дали бы нам новые знания и новый повод поговорить о том, что имело место в апреле-мае 2018 года. Поэтому вспоминать собственнособытия нет необходимости, разве что их непосредственные участники расскажут что-нибудь интересное. В то же время, далеко не все проанализировано с точки зрения понимания социальных процессов, являющихся фоном для этого события. А это очень важно как для понимания истории, так и для уроков на будущее, в том числе и уроков новой власти.

Ниже я представляю фрагмент из моей статьи о социально-экономических причинах "Бархатной революции". Я ее тогда не успел закончить, так что она так нигде и не была опубликована, а поэтому этот текст является новым в интернете.

Эволюция общественного мнения и политический процесс в Армении

Необходимым для революции «топливом» является, с одной стороны, ощущение несправедливости, следствием чего является ожидание изменений, а с другой стороны, невозможность что-либо изменить в существующей системе координат.

Ощущение несправедливости провоцирует негативные эмоции, укореняет депрессивный фон в обществе и может приводить к социальной и политической активности больших общественных групп. Чувство несправедливости чаще всего рождается от неравенства возможностей как в политике, так и в других сферах, как правоохранительная и юридическая система, экономика, общественная жизнь или даже образование, здравоохранение и пр.

Степень испытываемой несправедливости отличается по социальным группам - в частности, между группами, которые добились успеха и теми, которые оказались не у дел. И те, и другие, существуют в каждом обществе, хотя их пропорции могут отличаться. В меритократических системах (к чему стремится большинство современных обществ), как правило, распространены идеологии и мировоззрение, оправдывающее наличие большого числа тех, кто не сумел адаптироваться к изменяющейся действительности. Различие разных групп в успехе объясняется личными качествами людей, а тем, кто оказался менее успешным, не предлагается идеологических альтернатив.[1] Однако характерно, что хотя идеология влияет на восприятие ситуации в стране, она почти не влияет на персональное ощущение несправедливости, которое в то же время, может быть распространено на групповом уровне.[2]

Соотношение воспринимаемого удовлетворения и неудовлетворения, испытываемого людьми в повседневной жизни - фактор, определяющий вероятность того, что люди будут протестовать против несправедливости.[3] Когда ожидания растут быстрее доходов, люди могут испытывать "относительное лишение" (relative deprivation).[4] Следует, таким образом, предположить, что устойчивость политической системы во многом зависит от того, каково соотношение между теми, кто является выгодоприобретателями существующего порядка, гарантируемого политической системой и фактическим положением дел, и теми, для кого сохранение порядка невыгодно. Не следует считать, что эти ощущения всегда являются объективным отображением реальности; для этого можно найти достаточное количество разнообразных статистических данных, но в данном случае именно восприятие играет ключевую роль и ощущение несправедливого к себе отношения, ощущение, что существующий порядок является причиной лишений, может стать триггером для политической активности как на персональном уровне, так и на уровне масс.

Чувство несправедливости, общественный дискурс и уровень доверия государственным институтам

Исходя из вышесказанного, одним из инструментов для анализа причин политической нестабильности, является понимание соотношения тех, кто считает себя выгодоприобретателем от существующей политической и экономической реальности и тех, кто считает себя проигравшими в текущей ситуации. Разумеется, нет обществ, где всех бы устраивала сложившаяся ситуация. Кроме того, недовольство экономической ситуацией может быть вызвано не соотношением возможностей между общественными группами, а объективной ситуацией - бедностью всей страны. Бранко Миланович уже доказывал, что главный вклад в глобальное неравенство вносит неравенство в доходах между странами, а не между жителями внутри стран.

Чувство несправедливости глубоко укоренено в современной Армении, характеризующейся высоким уровнем недоверия большинству государственных институтов, где лишь армия и Армянская апостольская церковь пользуются высоким уровнем доверия, слабо коррелирующим с уровнем доверия всем остальным институтам.[5] Уровень недоверия основным государственным институтам рос по мере замедления экономического роста, когда оказалось, что в посткризисный период Армения не может вернуться к тем темпам экономического роста, которые фиксировались в докризисный период, когда Армения была названа «Кавказским тигром»[6] благодаря двузначным темпам экономического роста, фиксировавшимся вплоть до сентября 2008 года, но сменившимися двузначным же спадом в 2009 году.[7]

Доступные нам данные социологических опросов не только позволяют оценить динамику уровня доверия государственным институтам, но и оценить распространенность чувства несправедливотси. В конце 2017 года, лишь 10% считали справедливыми основы функционирования политической системы – выборы. 38% частично или полностью соглашались со справедливостью размера их заработной платы. 18% считали, что сталкиваются со справедливым отношением со стороны власти, при том что 74% считали это отношение несправедливым. Таким образом, соотношение численности людей, считавших себя выгодоприобетателями от сохранения нынешнего порядка было очень небольшим. К тому же, согласно опросу, считавшие, что сталкиваются с несправедливым отношением со стороны власти были в большинстве во всех основных социальных группах, как по полу, по возрасту, по образованию, так и по типу занятости, включая даже государственных чиновников.

Динамика чувства несправедливости в Армении, 2008-2017 (проценты)

Примечание: полевые работы проводились поздней осенью каждого года

Источник: The Caucasus Research Resource Centers[8]

Согласно данным вышеприведенных опросов, большинство населения считает, что сталкивается с несправедливым отношением со стороны власти. Наиболее очевидным проявлением несправедливости является неравенство доходов. Неравенство подрывает социальную солидарность и приводит к созданию физических барьеров между поселениями или районами, школами, рабочими местами и так далее.[9] К этой теме мы еще вернемся позже.

Другой часто обсуждаемой проблемой является коррупция. Дискурс о коррупции в Армении чрезвычайно распространен и его составной частью является также дискурс о теневой экономике. В действительности дискурс о коррупции, помимо собственно протеста против коррупционных практик, несет в себе элементы популизма[10] и анти-элитарности (причем как среди крайне правых, так и среди крайне левых).[11]

Наконец, сам экономический рост оспаривался в Армении. Можно выделить три типа широко распространенных скептических дискурса относительно экономического роста и возможности улучшения уровня жизни в стране. Первый дискурс оспаривал само наличие экономического роста; в его рамках распространено недоверие к данным официальной экономической статистики, и даже к результатам соцопросов об экономической ситуации.[12] Второй дискурс обращался к негативным ожиданиям и представлял собой скептические прогнозы относительно экономического будущего страны и невозможности даже в долгосрочной перспективе добиться экономического роста. Эти негативные ожидания, судя по всему, увеличивали настроенность на эмиграцию, как мы увидим ниже. Третий тип скептического дискурса об экономическом росте – ожидания, что увеличение экономического «пирога» не приведет к благосостоянию общества: рост будет распределен неравномерно, лишь немногие получат выгоду, используя доминирующее положение на рынке, коррупционные механизмы и связи, тогда как большая часть общества останется в бедности.

Социально-политические последствия массового недовольства

На первый взгляд, вышеперечисленное должно свидетельствовать об усилении "левой" политики в Армении. Данные опросов свидетельствуют о том, что все большее распространение получают идеи, характерные для левых партий, такие как плановая экономика. Согласно “Life in Transition Survey" (Европейский Банк реконструкции и развития), в 2016 году уровень поддержки рыночной экономики упал до 36% с 50% в 2010 году. 22% (против 18% в 2010) поддерживали плановую экономику и 40% заявили, что для них это неважно.[13] Однако не следует переоценивать усиление левацких настроений. Скорее всего, это вызвано ностальгией по СССР. В 2013 году 66%,[14] а в 2016 году – 79%[15] населения Армении считали, что распад СССР имел в основном отрицательные последствия.

«Ностальгические настроения» не следует отождествлять с тоской по коммунистическому общественному устройству. Поэтому, при сокращении поддержки рыночной экономики, рост поддержки плановой экономики оказался незначительным. В действительности, вышеприведенные цифры являются выражением недовольства в обществе текущей ситуацией. В 2016 году Армения оказалась на 116 (из 140) месте по субъективной оценке жизни, согласно Happy Planet Index,[16] при незначительных изменениях в прошлые годы. Отрицательная оценка ситуации в стране приводила к росту эмиграционных настроений. В середине 2000-ых гг., 23% населения хотели уехать из страны, несколько ниже, чем в среднем по миру [17], но после начала глобального экономического кризиса и внутриполитического противостояния в феврале-марте 2008 года, число таких людей резко выросло. В начале 2010х гг. Армения [18], а к середине 2010-ых гг. Армения вошла в десятку стран мира с наивысшими миграционными настроениями: уже 47% населения хотели уехать.[19] Причем, в то время как сама миграция преимущественно вызвана экономическими причинами,[20] миграционные настроения следует рассматривать как еще одно проявление несогласия с ситуацией в стране, поскольку уровень эмиграции из Армении в действительности не столь велик.

Таким образом, на протяжении десяти лет в Армении рос скепсис относительно будущего страны. Этот процесс сопровождался и внешними проявлениями: на протяжении всего периода имели место разного рода акции протеста. И если к традиционным политическим акциям, led by opposition, Армения привыкла, а их массовость на протяжении всего периода снижалась, то в этот период возникли и новые типы протеста, включая природоохранные протесты (2010-2012), экономические (2013-2015), а также насильственные и экстремистские акции (2013-2017).

В 2011-2 гг. очень активно проявило себя зеленое движение, в рамках которого активисты отстаивали водопад Трчкан, протестовали против сооружения новых шахт в лесах и зонах, близких к курорту Джермук, а также опротестовывали изменение городской среды в ряде мест Еревана.[21] Во многих случаях им удалось добиться успеха (пожалуй, кроме протестов против самых крупных экономических проектов). Большинство участников представляли собой молодежь с высоким уровнем достатка, многие из них были вовлечены в деятельность неправительственных организаций или были журналистами. Они использовали для организации своих акций социальные медиа. Применение против такого рода акций полицейского насилия выглядело нелегитимным и даже не рассматривалось как способ решения проблем со стороны власти. Однако со временем эти акции становились все более массовыми,подогреваемые как собственной историей успеха, так и растущим уровнем проникновения интернета в Армении.[22]

С 2013 года, «новые протесты» эволюционировали в сторону увеличения массовости и разнообразия тем. На фоне акций против результатов президентских выборов 2013 года, которые оппозиция сочла сфальсифицированными, выступили и студенты. University students объявили забастовку и требовали «свободы и независимости студентов», то есть деполитизации ВУЗов,[23] что отчасти напоминает повестку дня парижских протестов 1968 года. Большая часть «новых протестов», проходивших в 2013-5 гг. имели экономический характер. Летом 2013 года прошла акция против повышения цены на транспорт в Ереване. В акции приняло участие несколько тысяч человек – большинство из них были моложе 30 лет. В 2014 году многие выступили против непопулярной пенсионной реформы.[24] Большинство протестующих представляли собой молодых представителей среднего класса, занятых в сфере IT или в других сферах, которые оплачиваются выше среднего.

Безработица и социально-политический протест

Но самыми массовыми из «новых протестов» стали выступления под названием “Электрик Ереван”[25] против повышения цены на электричество, вызванного неэффективным управлением со стороны оператора электрических сетей и долгами компании.[26] Большинство участников «зеленых протестов» присоединились к экономическим протестам. Интересно также, что к этой акции присоединились и футбольные фанаты, что несколько повысило остроту противостояния. При этом, большинство участников по-прежнему были студентами; средний возраст участников акции, по всей видимости, был порядка 25 лет.

Эти протесты, также, как и многие акции прошлых лет проходили летом. Это обстоятельство важно для понимания причин их регулярности. В 2014 году 59.9% городской молодежи в возрасте 15-19 лет и 44.5% молодежи в возрасте 20-24 лет были безработными,[27] причем уровень безработицы на протяжении последних 10 лет скорее имел тенденцию к повышению, чем к снижению. Согласно опросам, молодежь считает самой большой проблемой безработицу; высокий уровень безработицы ожидаемо влияет на готовность эмигрировать. Так, согласно опросу 2012 года, среди молодежи в возрасте 16-18 лет 37.2% совершенно точно не собирались усехать, и лишь 22% молодежи в возрасте от 19 до 30 лет придерживались сходной позиции.[28] Это вызвано их столкновением с ограниченным рынком труда Армении. Высокий уровень безработицы выступает в качестве выталкивающего фактора миграции и повышает протестную активность молодежи. Динамика безработицы в стране представлена ниже.

Ежеквартальная динамика безработицы в Армении

Примечание: значительное расхождение между городской и общей безработицей вызвано методологическим подходом, согласно которому все сельские жители, имевшие в собственности скот и участки земли, считались занятыми. В 2018 году эта методология была пересмотрена, что привело к повышению общего уровня безработицы на 3%.

Источник: Национальная статистическая служба РА[29]

Безработица подрывала общественную стабильность сразу по трем направлениям: безработные, в особенности, не работающие на протяжении длительного периода времени, маргинализировались, ввергались в нищету и теряли связь с рынком труда - и шансы на интеграцию в нормальную жизнь. Молодежь, выходящая на рынок труда, обнаруживала, что для нее там нет места. Работающие вынуждены постоянно опасаться по поводу возможной потери рабочего места. Поэтому, высокий уровень безработицы повышал уровень социального давления, даже среди занятых.

Радикализация протеста

Параллельно с экономическими протестами, стали проявляться и радикальные настроения. В ноябре 2013 года прошла первая насильственная акция протеста, когда протестовавшие, заявляли о начале революции, используя коктейли Молотова, дубинки и пр. и объявили о готовности бороться до последнего человека.[30] Первая в череде, эта акция была наименее насильственной из ряда акций (включая несостоявшиеся), состоявшихся в последние пяти лет. В ноябре 2015 года была арестована вооруженная группа численностью более 20 человек, планировавшая государственный переворот и вооруженное насилие в качестве цели его достижения. Среди людей, арестованных по этому делу, был также бывший заместитель министра обороны.[31]

В июне 2016 году был арестован герой Карабахской войны, выходец из Ливана Жирайр Сефилян. Однако несколько месяцев спустя члены его политической группы (“Сасна Црер” or “Неистовые сасунцы”) совершили вооруженное нападение на полицейский участок, где хранилось оружие, убив трех полицейских и взяв в заложники полицейских и врачей. Кризис продолжался две недели, в течение которых в Ереване спорадически возникали акции сторонников повстанцев. К ним примкнули менее значительные оппозиционные группы, включая одну из парламентских партий. Под давлением общественного мнения, власти Армении не квалифицировали произошедшее как «террористический акт». Стоит отметить, что спустя год, 38% заявили, что поддержали акцию «Сасна Црер».[32] Учитывая, что до вооруженного нападения, эта группа не пользовалась сколько-либо заметной общественной поддержкой, а в ее акциях участвовало менее 100 человек, можно говорить о росте поддержки насильственных действий для свержения власти.[33] В 2017 году в Ереване был арестован Самвел Бабаян, еще один герой Карабахской войны, бывший министр обороны непризнанной Нагорно-Карабахской Республики за попытку ввоза системы "Игла".[34]

Согласно опросу, проведенному в ноябре 2016 года, 46% населения считали, что выступление группировки «Сасна Црер» произошло из-за атмосферы несправедливости в стране,[35] что возвращает нас к изначальному тезису о чувстве несправедливости, как ключевой причине внутриполитического напряжения. И хотя этот тезис скорее можно отнести к левому или антиэлитному, в экстремистских действиях были замечены скорее националисты. Фомин и Силаев обозначили тот факт, что традиционная армянская националистическая идеология, создавшаяся в противостоянии крупным империям, противостоит государству в принципе, в данном случае, армянскому.[36] Характерно, что распространенным в разговорном языке словосочетанием является “Страна не страна” (“Yerkirĕ yerkir ch’i”).

Эта смесь национализма, анархизма, анти-элитизма, запроса на перемены и широкого разочарования как в механизмах рыночной экономики, так и в опыте независимого государственного строительства является той базой, из которой выросла «Бархатная Революция». Ее лидерами революция называлась «Революцией любви и солидарности». Характерно, что Никол Пашинян объявил, что революция носит также культурный характер, а одной из главных ее целей является изменение perceptions.[37] Таким образом, изменение дискурсов, породивших революцию, стало одной из главных ее целей.

Источники